Мост в Теравифию - Страница 17

К оглавлению

17

После уроков она направилась к автобусу, и Дженис ей криво улыбнулась, пробираясь на задние места, а Лесли взглянула на Джесса, как бы говоря: "Видал?" Он буквально с ума сходил от любопытства, но она ничего не сказала и в пути, только взглянула на Мэй Белл, словно намекая: "Не при детях!"

Когда уже совсем стемнело, она наконец снизошла к нему.

— Знаешь, чего она плакала?

— Откуда мне знать? Господи, да скажи ты! Что там у вас творилось?

— Она очень несчастная, понимаешь?

— Да чего она ревела?!

— Это очень сложно. Теперь я знаю, почему ей нелегко с людьми.

— Говори, а то я лопну!

— Ты слышал, что отец её бьёт?

— Кого только не бьют! Ты скажешь или нет?

— По-настоящему избил, как в тюрьме, — она покачала головой, — ты представить не можешь.

— Она поэтому и плакала?

— Что ты! Она привыкла. Из-за этого она бы в школе плакать не стала.

— Так чего ж тогда?

— Понимаешь...

(Господи, вечно она так, всю душу вытянет).

... сегодня она так озверела, что рассказала своим подружкам.

— Вот это да! — охнул он.

— А эти... эти... — она тщетно искала слово, — девицы растрепали всему классу.

Ему стало страшно жалко Дженис.

— Даже училка знает.

— Да...

В школе было правило, куда важнее директорских: домашние дрязги не рассказывают. Если родители бедны, или злы, или необразованны, хуже того — если они не хотят купить телек, дети обязаны защищать их. Завтра вся школа будет измываться над папашей Эйвери. Да, у многих отцы — в психушке, а у кого — и в тюрьме. Но они своих покрывают, а Дженис — выдала.

— И знаешь, что ещё?

— Ну?

— Я ей рассказала, как все смеялись, что у нас нет телека. Кто-кто, а я понимаю, как это больно, когда тебя считают придурком.

— А она?

— Она мне поверила. Даже спросила совета.

— А ты?

— Я ей посоветовала притвориться, что Вильма и Бобби врут. Тогда все забудут через неделю, — Лесли взволнованно наклонилась вперёд. — Как ты думаешь, я правильно сказала?

— Откуда же мне знать! Ей стало легче?

— Кажется, да. Вроде бы куда легче.

— Значит, правильно.

Она откинулась на спинку сиденья, явно радуясь.

— Слушай, Джесс!

— Да?

— Спасибо тебе. Теперь у меня в школе полтора друга.

Значит, ей так нужны друзья? Ему стало неприятно. Когда она поймёт, что они того не стоят?

— У тебя их гораздо больше.

— Не-а. Ровно полтора. Драконья Морда не в счёт.

Чувства бурлили в нём, как рагу в казанке, — жалость к ней, такой одинокой, и радость, что он ей целый друг, как и она ему. Ничего не поделаешь, приятно.

Когда, ложась в постель, он тихо тушил свет, чтоб не разбудить сестриц, Мэй Белл, к его удивлению, пропищала:

— Джесс!

— Ты ещё не спишь?

— Джесс, я знаю, куда вы с Лесли ходите.

— В каком смысле?

— Я за вами следила.

Он перескочил к её кровати.

— Да как ты смеешь!

Он схватил её за плечи и тряхнул, чтобы она смотрела прямо на него. Она заморгала, как спугнутый цыплёнок.

— Слушай, ты! — яростно прошипел он. — Поймаю — прощайся с жизнью.

— Ладно, ладно, — она юркнула в постель. — Тоже нашёлся! Я маме скажу.

— Мэй Белл! Никакой ты маме не скажешь! Ясно?

Она засопела.

Он снова схватил её за плечи, в полном отчаянии.

— Я всерьёз! Ни-ко-му, ясно? — он отпустил её. — Значит, за мной не следишь, маме не стучишь, так?

— А почему?

— А потому, что я скажу Билли Эдвардсу, как ты прудишь в постель.

— Ой, нет!

Он заставил её поклясться на Библии, а потом долго не мог заснуть.

Как доверить самое важное какой-то наглой малявке? Ему казалось, что жизнь вроде одуванчика. Дунет откуда-то ветер — и всё, нету.

Глава восьмая
Пасха

Приближалась Пасха, но по ночам ещё было холодновато, и Мисс Бесси редко выпускали. Кроме того, часто шёл дождь, весь март он так и лил. Впервые за много лет в русле была вода, не жалкая струйка, а очень много — когда через него перелетали, если взглянуть вниз, немного кружилась голова. Джесс сажал Териана за пазуху, но щенок рос так быстро, что мог ненароком расстегнуть молнию и вывалиться в речку.

Элли и Бренда уже препирались о том, что наденут на Пасху. Три года назад мать поругалась с проповедником, и теперь они ходили в церковь раз в год, зато готовились как следует. Мать вечно жаловалась на бедность, но не жалела выдумки и денег, чтобы её семья выглядела не хуже других. Однако в этот раз, когда она собралась идти по лавкам, отец приехал из Вашингтона раньше времени, его сократили, и о новых платьях не могло быть и речи.

Элли с Брендой взревели, как пожарные машины.

— Не пойду я никуда! — кричала Бренда. — Надеть нечего!

— Разжирела, ничего и не лезет, — пробормотала Мэй Белл.

— Ты слыхала, мам? Я её сейчас убью!

— Заткнись, — резко сказала мать. — Нам есть о чём подумать, кроме платьев.

Отец шумно встал, подошёл к плите и налил себе чёрного кофе.

— А почему не купим в кредит? — заныла Элли.

— Знаешь, что люди делают? — взорвалась Бренда. — Возьмут в кредит, поносят и отдают обратно, не подошло им! И платить не надо.

Отец буквально взвыл:

— Нет, такой ерунды!.. Ты что, не слышала, мать сказала: "Заткнись"?

Бренда умолкла, но громко жевала резинку, показывая, что не сдалась.

Джесс был рад убежать к тихой Мисс Бесси. Вскоре в сарай постучались.

— Джесс?

— Лесли! Заходи, заходи.

Она сперва заглянула, потом вошла и села на пол, рядом со скамеечкой.

— Что нового?

— Ой, и не спрашивай! — Он мерно доил, слушая, как звенят о ведро струйки молока.

17